Устименко К., Маріупольська НВК "гімназія - школа" № 27

Устименко Екатерина

УВК «гимназия – школа» №27

А завтра была война…

Сейчас, оглядываясь назад с порога взрослой жизни, я все чаще вспоминаю уроки литературы: нам уже прочли много сильных Шолоховских рассказов о войне, мы все знали, что такое «В тылу как в тылу», стихотворения Друниной, Симонова – мы опускали глаза, но еще никто не плакал.

Волшебно-молчаливая, слезливая обстановка в вечно холодном кабинете поселилась в нашу восьмую школьную весну – нам вслух читали «Завтра была война».

Никогда еще никому из нас не приходилось отказываться от своих родителей, никому и не придется впредь – дай бог. И в классе нас была всего 30, а не 45, как когда-то в классе Бориса Васильева, но все мы сидели молча, а многие усиленно моргали и смахивали с трепещущих ресницы горячие слезы. Мои были скупыми, я никогда не любила плакать в классе, сжимала зубы, закусывала губу, и – плакала.  Не сколько от быстрого шепота (читали нам, сокращая), сколько от знания того, что будет дальше. Фразы «А Вика в морге…» и «…следующий обязательно будет самым счастливым! Следующий был 1941» наглухо засели в том слезоточивом отделе мозга, и теперь не давали покоя, и слезы медленно спускались к растрепанной тетради.

Пять лет прошло, а я до сих пор помню пыл Искры, переплеты книг, что были в доме  Люберецких (кажется, я представляла все это сама, замыкая в памяти на всю оставшуюся жизнь). Может быть от того, что у меня была своя, дорогая сердцу  Вика или потому, что мне, как и ей, самым дорогим был отец, но из всех школьных  -  с наибольшим трепетом я вспоминаю ту, восьмую весну…

Главная героиня этого произведения, а таковой я сразу посчитала Люберецкую, не научила меня больше любить отца или саму жизнь. Ее устами Васильев заставляет только по-другому отнестись ко всему советскому строю, копать глубже в изучении этой, не так давно канувшей в небытие, страны-медали.  Отдельно и как одно целое – школа и комсомол, и точно так же – жизнь и государство.

Зачем это было надо? Какой был смысл в зубрежке всех Ленинских речей, всех этих дат? Особенно теперь это кажется бесполезным и даже бессмысленным. А тогда...

И так же, как эту маленькую птичку Вику, они погубили, наверное, десятки тысяч мальчишек и девчонок. Еще большие массы сломали, заставив, все-таки, отказаться от своих семей, взрастив черное племя манкуртов.

И никто в то время не знал, что будет дальше. Кто будет следующим?.. А они любили свою страну. Эти, вчера еще дети, гордились своим государством  и своими вождями. Многие из них были счастливы еще до войны, и еще многие и многие – после. И сейчас они восторженно вспоминают сказку под названием СССР. Кто-то в ней был Золушкой, кто-то – злой Мачехой…

А  до войны, людям, балансирующим между обычными смертными и золотой номенклатурой, приходилось не сладко. Потому что никогда сказка обычного рабочего не станет сказкой академика.
Так же горько пришлось и отцу ученицы, тогда еще 9Б класса. Но горько ему было не от унижения перед обществом, не от того, что без вины его сделали виноватым, этим они забрали его единственную дочь, а ведь неизвестно еще, почему у Вики уже тогда не было матери.
Смерть… Самоубийство. Что может быть страшнее? А страшнее были только неуверенность в грядущем дне, и Война, наступившая завтра.